Нанося друг другу дипломатические удары под ковром, Россия и Запад подняли настолько глубокие и непроницаемые столбы пыли, что из наших отношений почти полностью пропала видимость. То, что происходит сейчас, — это политологический вариант той катастрофы, которая постигла мировую авиацию весной 2010 года после извержения исландского вулкана с непроизносимым названием Эйяфьядлайекюдль.
В теории, важных новостей на тему предвоенной лихорадки в Европе пруд пруди. США и Великобритания частично эвакуируют свой дипломатический персонал из Киева. Блок НАТО официально объявил об увеличении своего военного присутствия в Восточной Европе. В частности, Дания перебросит четыре своих истребителя в Литву, а Испания, Франция и Нидерланды усилят оборону Болгарии и Румынии.
За то время, когда мы наслаждались выходными, «российский империализм» изменил траекторию своей «агрессии» и теперь вместо Украины нацелился на Вильнюс, Бухарест и Софию? Если моя шутка кажется вам вымученной, то извиняйте. Быть сейчас российским внешнеполитическим аналитиком означает в том числе испытывать острое чувство профессионального бессилия.
На излете прошлой недели мне показалось, что я разрешил загадку, лежащую в основе нынешней путинской внешнеполитической линии: ВВП последовательно ведет дело к признанию независимости мятежных республик Донбасса и предоставлению им официальных российских гарантий безопасности.
Но потом начали мучить сомнения: не принял ли я фрагмент общей картины за всю эту картину? Не выглядит ли обозначенная мной задача недостаточно масштабной на фоне всего того, что происходит между нами и Западом?
Конечно, можно и дальше цепляться за тезис о том, что в некоторых западных столицах специально накручивают драматизм происходящего. С самыми несуразными заявлениями о «дьявольских» планах России сейчас выступает Великобритания — страна, чей премьер-министр сейчас, как известно, балансирует на грани отставки. В ближайшие дни будут обнародованы результаты расследования того, как аппарат премьер-министра Бориса Джонсона нарушал условия строгого локдауна, устраивая пропитанные алкоголем вечеринки в то время, когда прочим британцам было запрещено даже общаться с родственниками. Естественно, Джонсону важно сместить фокус общественного внимания и представить себя не как лузера и лицемера, а как отважного рыцаря, бросившего вызов самому Путину.
У Байдена все обстоит менее драматично, но ему паника тоже на руку. В преддверии промежуточных выборов в Конгресс президенту США очень важно выглядеть сильным лидером. Да и необходимость «консолидации НАТО перед лицом российской угрозы» тоже никто не отменял. Логично? Логично! Но у меня снова то же самое возражение: не является ли все это фрагментом некой более масштабной картины?
То ли дело участь западного внешнеполитического аналитика! Не жизнь, а мечта! Никаких мучительных сомнений. Все ясно как божий день! Пытаясь изменить в свою пользу расстановку сил в Европе, Россия шантажирует Запад возможностью своей атаки на Украину. США и ЕС пытаются это предотвратить, попеременно используя в ходе переговоров с Москвой то кнут, то пряник, то весь этот набор одновременно. Но если глядеть на этот пазл российскими глазами, он мигом теряет всю свою убедительность. Угрожать сопернику можно только тем, что нанесет ущерб ему, а не тебе самому. Военное столкновение России с Украиной не нанесет Западу особого ущерба, кроме морального, но будет крайне вредным и опасным для нашей страны.
Но если, как делают большинство трезвых российских внешнеполитических экспертов, принять этот тезис за аксиому, то какие тогда козыри остаются в руках Путина? С недавних пор среди аналитиков стало модным щеголять таким новым термином, как «создание контругроз». Но с тех пор как в декабре заместитель Лаврова Александр Грушко положил начало этой моде, никто так и не сумел привести конкретный пример «контругрозы», которая была бы по-настоящему грозной в глазах Запада. Чем дальше, тем больше это словечко выглядит как наукообразный термин, за которым ничего не стоит.
Что еще остается в нашем внешнеполитическом арсенале — подъем на новый уровень союзнических отношений с Китаем? Но вот готов ли к этому сам Пекин? Если готов (что совсем не очевидно), то только на своих условиях, которые не обязательно будут для нас привлекательными. У наших «китайских друзей» своя игра вдолгую. Они с радостью будут использовать в своих интересах наши терки и разногласия с США, но точно не готовы играть для нас роль бюро добрых (а тем более — безвозмездных) услуг.
Что остается? Ничего не остается — кроме логического тупика, пытаясь выбраться из которого, российские внешнеполитические аналитики горестно ходят кругами. Разумеется, это наименьшая из проблем Путина. Его задача — победить (или хотя бы не проиграть) в схватке с Западом, а не вернуть душевный покой умникам, обязанным объяснять и интерпретировать его действия.
Однако за нашим внутрицеховым отчаянием стоит серьезная проблема. Российское общество все меньше понимает суть нашей внешней политики на нынешнем этапе и все меньше верит в то, что этот нынешний этап окажется для нас успешным. Единственный логический аргумент, который является хоть сколько-нибудь убедительным, звучит так: «Путин знает что делает». Но внешнеполитическая аналитика и теология ( в смысле безусловной веры в способности общенационального лидера) — это все-таки несколько разные жанры. Не хотелось бы их смешивать.
